Рассказы о детях

Про весёлых и находчивых детей, которые родились и выросли до революции, писали замечательные авторы – Михаил Зощенко, Аркадий Аверченко, Надежда Тэффи. Очень часто они рассказывали о своём детстве – смешном и немного грустном.

Галоши и мороженное

 

Когда я был маленький, я очень любил мороже­ное. Конечно, я его и сейчас люблю. Но тогда это было что-то особенное — так я любил мороженое.

И когда, например, ехал по улице мороженщик со своей тележкой, у меня прямо начиналось голо­вокружение: до того мне хотелось покушать то, что продавал мороженщик.

И моя сестрёнка Лёля тоже исключительно люби­ла мороженое.

И мы с ней мечтали, что вот, когда вырастем большие, будем кушать мороженое не менее как три, а то и четыре раза в день.

Но в то время мы очень редко ели мороженое. Наша мама не позволяла нам его есть. Она боя­лась, что мы простудимся и захвораем. И по этой причине она не давала нам на мороженое денег.

И вот однажды летом мы с Лёлей гуляли в нашем саду. И Лёля нашла в кустах галошу. Обыкновенную резиновую галошу. Причем очень ношенную и рва­ную. Наверное, кто-нибудь бросил её, поскольку она разорвалась.

Вот Лёля нашла эту галошу и для потехи надела её на палку. И ходит по саду, машет этой палкой над головой.

Вдруг по улице идёт тряпичник. Кричит: «Покупаю бутылки, банки, тряпки!»

Увидев, что Лёля держит на палке галошу, тряпич­ник сказал Лёле:
— Эй, девочка, продаёшь галошу?

Лёля подумала, что это такая игра, и ответила тряпичнику:
— Да, продаю. Сто рублей стоит эта галоша.

Тряпичник засмеялся и говорит:
— Нет, сто рублей — это чересчур дорого за эту галошу. А вот если хочешь, девочка, я тебе дам за 17 неё две копейки, и мы с тобой расстанемся друзями.

И с этими словами тряпичник вытащил из карма­на кошелёк, дал Лёле две копейки, сунул нашу рва­ную галошу в свой мешок и ушёл.
Мы с Лёлей поняли, что это не игра, а на самом деле. И очень удивились.
Тряпичник уже давно ушёл, а мы стоим и глядим на нашу монету.
Вдруг по улице идет мороженщик и кричит:
— Земляничное мороженое!
Мы с Лёлей подбежали к мороженщику, купили у него два шарика по копейке, моментально их съели и стали жалеть, что так задёшево продали галошу.
На другой день Лёля мне говорит:
— Минька, сегодня я решила продать тряпичнику ещё одну какую-нибудь галошу.

Я обрадовался и говорю:
— Лёля, разве ты опять нашла в кустах галошу?

Лёля говорит:
— В кустах больше ничего нет. Но у нас в прихожей стоит, наверно, я так думаю, не меньше пятнадцати галош. Если мы одну продадим, то нам от этого худо не будет.

 И с этими словами Лёля побежала на дачу и вскоре появилась в саду с одной довольно хорошей и почти новенькой галошей.

Лёля сказала:
— Если тряпичник купил у нас за две копейки та­кую рвань, какую мы ему продали в прошлый раз, то за эту почти что новенькую галошу он, наверное, даст не менее рубля. Воображаю, сколько мороже­ного можно будет купить на эти деньги.

Мы целый час ждали появления тряпичника, и ког­да мы наконец его увидели, Лёля мне сказала:
— Минька, на этот раз ты продавай галошу. Ты мужчина, и ты с тряпичником разговаривай. А то он мне опять две копейки даст. А это нам с тобой чересчур мало.

Я надел на палку галошу и стал махать палкой над головой.
Тряпичник подошёл к саду и спросил:
— Что, опять продаётся галоша?

Я прошептал чуть слышно:
— Продаётся.

Тряпичник, осмотрев галошу, сказал:
— Какая жалость, дети, что вы мне все по од­ной галошине продаете. За эту одну галошу я вам дам пятачок. А если бы вы продали мне сра­зу две галоши, то получили бы двадцать, а то и тридцать копеек. Поскольку две галоши сразу более нужны людям. И от этого они подскакивают в цене.

Лёля мне сказала:
— Минька, побеги на дачу и принеси из прихожей ещё одну галошу.

Я побежал домой и вскоре принёс какую-то гало­шу очень больших размеров.
Тряпичник поставил на траву эти две галоши ря­дом и, грустно вздохнув, сказал:
— Нет, дети, вы меня окончательно расстраивае­те своей торговлей. Одна галоша дамская, другая — с мужской ноги, рассудите сами: на что мне такие галоши? Я вам хотел за одну галошу дать пятачок, но, сложив вместе две галоши, вижу, что этого не будет, поскольку дело ухудшилось от сложения. По­лучите за две галоши четыре копейки, и мы расста­немся друзьями.

Лёля хотела побежать домой, чтоб принести ещё что-нибудь из галош, но в этот момент раздал­ся мамин голос. Это мама звала домой, так как с нами хотели попрощаться мамины гости. Тряпичник, видя нашу растерянность, сказал:
— Итак, друзья, за эти две галоши вы могли бы получить четыре копейки, но вместо этого получите три копейки, одну копейку я вычитаю за то, что по­напрасну трачу время на пустой разговор с детьми.

Тряпичник дал Лёле три монетки по копейке и, спрятав галоши в мешок, ушёл.

Мы с Лёлей моментально побежали домой и ста­ли прощаться с мамиными гостями: с тётей Олей и дядей Колей, которые уже одевались в прихожей.

Вдруг тётя Оля сказала:
— Что за странность! Одна моя галоша тут, под вешалкой, а второй почему-то нету.
Мы с Лелей побледнели. И стоя­ли не двигаясь.
Тётя Оля сказала:
— Я великолепно помню, что пришла в двух галошах. А тут сей­час только одна, а где вторая, неизвестно.
Дядя Коля, который тоже искал свои галоши, сказал:
— Что за чепуха в решете! Я тоже отлично пом­ню, что пришёл в двух галошах, тем не менее вто­рой моей галоши тоже нету.
Услышав эти слова, Лёля от волнения разжала ку­лак, в котором у неё находились деньги, и три мо­нетки по копейке со звоном упали на пол.
Папа, который тоже провожал гостей, спросил:
— Лёля, откуда у тебя эти деньги?
Лёля начала что-то врать, но папа сказал:
— Что может быть хуже вранья!
Тогда Лёля заплакала. И я тоже заплакал. И мы сказали:
— Продали тряпичнику две галоши, чтобы купить мороженое.
Папа сказал:
— Хуже вранья — это то, что вы сделали.
Услышав, что галоши проданы тряпичнику, тётя Оля побледнела и зашаталась. И дядя Коля тоже зашатался и схватился рукой за сердце. Но папа им сказал:
— Не волнуйтесь, тётя Оля и дядя Коля, я знаю, как нам надо поступить, чтобы вы не остались без галош. Я возьму все Лёлины и Минькины игрушки, продам их тря­пичнику, и на вырученные деньги мы приобретём вам новые галоши.

Мы с Лёлей заревели, услышав этот приговор. Но папа сказал:
— Это ещё не всё. В течение двух лет я запре­щаю Леле и Миньке кушать мороженое. А спустя два года они могут его кушать, но всякий раз, ку­шая мороженое, пусть они вспоминают эту печаль­ную историю, и всякий раз пусть они думают, заслу­жили ли они это сладкое.

В тот же день папа собрал все наши игрушки, по­звал тряпичника и продал ему всё, что мы имели. И на полученные деньги наш отец купил галоши тёте Оле и дяде Коле.

И вот, дети, с тех пор прошло много лет. Пер­вые два года мы с Лёлей действительно ни разу не ели мороженого. А потом стали его есть и всякий раз, кушая, невольно вспоминали о том, что было с нами.

И даже теперь, дети, когда я стал совсем взрос­лый и даже немножко старый, даже и теперь иной раз, кушая мороженое, я ощущаю в горле какое-то сжатие и какую-то неловкость. И при этом всякий раз, по детской своей привычке, думаю: «Заслужил ли я это сладкое, не соврал ли и не надул ли ко­го-нибудь?»

Сейчас очень многие люди кушают мороженое, потому что у нас имеются целые огромные фабрики, в которых изготовляют это приятное блюдо.
Тысячи людей и даже миллионы кушают мороже­ное, и я бы, дети, очень хотел, чтобы все люди, ку­шая мороженое, думали бы о том, о чем я думаю, когда ем это сладкое.